Книга Джеффа Перлмана «Цирк с тремя перстнями: Кобе, Шак, Фил и безумное время династии «Лейкерс» была опубликована в прошлом году, уже после трагической гибели главного героя. Но основную работу по интервьюированию бывших партнеров и тренеров Брайанта автор проделал еще до этого события. Поэтому это, наверное, последнее надежное свидетельство того, каким молодой защитник «Лейкерс» запомнился одноклубникам.
Ниже – только истории и свидетельства, которые были ранее неизвестны или плохо документированы:
• партнеры по «Лейкерс» придумали специальный знак, чтобы не давать пас Кобе;
• Брайант извинился перед Самаки Уокером за тот самый удар;
• Кобе издевался над теми, кто пытался пробиться в ротацию «Лейкерс» и всегда видел в них конкурентов;
• Дональд Трамп спас Брайанта от экзекуции ветеранов;
• немного иной взгляд на разборки с Шаком и финал-2004.
Дэл Харрис завершил бесконечный монолог и попросил каждого рассказать о себе.
Первым стоял Шак. Веселый и смешливый, он кивнул:
– Как житуха? Я – Шак. Давайте всех порвем.
За ним последовали остальные.
– Привет. Меня зовут Дерек Фишер. Я новичок из Арканзаса. Готов к работе.
Следующий.
– Ник Ван Эксель. Я здесь уже четыре года.
Следующий.
– Эдди Джонс. Я из Флориды, учился в Темпле…
Следующий.
– Называйте меня Трев. Я Тревор Уилсон. Не хочу хвастаться, но в прошлом году я играл за «Су-Фолс» и мы взяли титул КБА.
Следующий.
– Я Джером Керси. Это будет мой – какой? – 13-й сезон в НБА. Безумие.
Следующий.
– Я Сед.
Следующий.
– Йо, я Кобе, Кобе Брайант. Я из Пенсильвании – учился в школе Лоуэер-Мэрион, доминировал во всем. Хочу, чтобы вы все уяснили: никто не сможет поиметь меня. Никто во всей НБА не сможет поиметь меня. Я вас предупредил».
2002-й.
После тренировки «Лейкерс» выстроились в линию и приступили к исполнению бросков с центра площадки. Победитель получал по 100 долларов от каждого участника.
Здесь самый опасный шутер НБА Роберт Орри.
Промах.
Дерек Фишер, человек, которые попадет за 0,4 секунды до конца.
Промах.
Здесь Шакил О’Нил.
Промах.
Наконец, Кобе Брайант.
Бросок…
Шуршание сетки.
Всеобщий вздох огорчения.
И крики.
«Гоните мои бабки! Гоните мои бабки!»
На тот момент Брайант получал 12,3 миллиона от «Лейкерс» и еще 20 млн – от рекламы. Эти 1200 долларов, выигранные после тренировки, смешны на фоне таких сумм. Но дело не в этом. Этот выигрыш – это гордость, это статус, это марка победителя. Для кого-то это просто игра: Шакил участвует, хотя и понимает, что ему все равно ничего не светит. Как и Марк Мэдсен. Но Кобе относится к этому иначе. Поэтому после тренировки он подходит к каждому партнеру и протягивает руку. Получает 100 долларов от Шака, 100 – от Фокса, 100 – от Шоу, 100 – от Орри.
Затем Самаки Уокер.
– Где деньги?
– Я тебе потом отдам. Нет с собой.
На следующее утро «Лейкерс» усаживаются в автобус, чтобы отправиться на предыгровую тренировку.
Брайант подходит к Уокеру.
– Йо, Маки, ты мне деньги собираешься отдавать?
Тот делает вид, что слушает плеер.
– Маки, какого хера не отдаешь мне деньги?
Уокер отмахивается.
– Да потом отдам. Когда будут.
Для Уокера это все шутка. Как и остальные игроки «Лейкерс», он подсмеивается над попытками Кобе закосить под крутого парня с улицы. Брайант вырос в богатой семье, неплохо образован, вырос в достатке. Но теперь он пытается подстроиться под суперзвезд вроде Айверсона и Марбэри, прославившихся на уличных площадках. В частности, из-за этого он вводит в речь неумеренное количество бранных выражений. Которые делают его еще более нелепым.
Но если присмотреться, в тот момент из ушей Брайанта уже валит пар. Четырехкратный участник Матча всех звезд наклоняется над Риком Фоксом, вытягивает правый кулак и совмещает его с головой Уокер – бац – точно в правый глаз.
Все замирают.
Уокер тоже. Он смотрит на Джелани МакКоя, своего самого близкого приятеля в «Лейкерс»: «Этот идиот действительно только что ударил меня?»
Тот кивает.
Уокер (на 20 килограммов тяжелее Брайанта) медленно поднимается. И тут же на место происшествия устремляется Джером Кроуфорд, охранник О’Нила, напоминающий обликом Кинг-Конга. Он успевает схватить Уокера, но до этого тот бросает в Брайанта плеером – естественно, промахивается.
«В жопу тебя, сучка!»
«Нет, тебя в жопу!»
О’Нил внимательно смотрит Уокеру в глаза и говорит ему.
«Ты должен его пере#####! Пере### его».
Уокер согласно качает головой. И смотрит на Фила Джексона:
«Фил, пожалуйста, останови автобус».
«Лейкерс» едут по центру Кливленда. И это не самая лучшая идея, но главный тренер не видит иного выхода.
«Останови, где будет можно», – говорит он водителю.
Автобус притормаживает.
«Ну что? – Уокер смотрит на Кобе. – Готов выйти и ответить?»
Кобе делает вид, что это его не касается. Молчание почти осязаемо.
«Так я и думал».
Пауза.
«Маленький сученок».
После тренировки «Лейкерс» возвращаются в гостиницу. Уокер сидит у себя в номере и думает о том, с каким бы удовольствием вытащил Кобе из автобуса и размазал его. Ему хочется не просто ударить его, а сделать ему действительно больно.
В это время он видит, что ему пришло голосовое сообщение.
«Йо, Самаки…»
Всхлипывание.
«Маки, ты мой кореш…»
Всхлипывание.
«Я просто… Я просто…»
Всхлипывание.
«Чувак. Мне жаль»..
Всхлипывание.
Не сразу, но постепенно Уокер осознает: черт, это же Кобе. Он что, плачет?!
Уокер отправляется в зал на беговую дорожку. Но позаниматься не получается.
«Эй, Самаки».
Это Кроуфорд, охранник О’Нила.
«Этот мазафакер тебя ждет на улице. Хочет поговорить».
Через несколько минут приближается Брайант. Его голос непривычно мягок. Он горбится. Кажется, что он вот-вот расплачется.
«Маки, мне очень жаль. Это моя вина».
«Послушай, все нормально. Серьезно. Просто нельзя бить других людей. Есть проблемы, над которыми нужно работать. Нельзя так жить».
Вечером «Лейкерс» обыгрывают «Кливленд». Кобе – самый результативный в составе (32 очка) – бьется как одержимый.
«Кобе, – говорил Уокер позже, – великий баскетболист. Без сомнения. Но иногда вы задавались вопросом: комфортно ли ему быть самим собой, понимал ли он сам, кем он являлся».
«Я никогда не нравился Кобе, – объясняет главный тренер «Лейкерс» Дэл Харрис. – Ему казалось, что я не даю ему играть. Так и было, но на это существовали причины. Он хотел находиться на паркете все время и не собирался уходить на скамейку. Как-то он начал жаловаться партнерам, и мне пришлось отвести его в сторону. «Послушай, ты сам решил, что не хочешь играть с детьми в колледже, а выходить против мужчин. Это твое решение. И поэтому я отношусь к тебе как к мужчине, я не собираюсь обучать тебя как ребенка. Считай, что ты боксер, претендующий на титул чемпиона. Ты не можешь автоматически получить бой с действующим чемпионом. Нужно сначала расправиться с другими претендентами. Пока ты не готов».
«Кобе считал, что уже в первом сезоне должен выходить в старте вместо Эдди Джонса или Ника Ван Экселя, – рассказывает журналист Брэд Тернер. – Он был настолько уверен в себе. Но Дэл был непоколебим. Кобе просил – Харрис его игнорировал. Кобе требовал еще – Харрис перестал обращать на него внимание. Как-то раз Кобе спросил Дэла, почему он не дает ему больше атак в усах, а предпочитает Шака. Он просто не понимал этого».
В начале декабря Брайант пропустил два матча из трех – по решению тренера. Каждый раз, когда он получал мяч, то сразу же пытался кого-нибудь обыграть. Но в НБА это по большей части не работало.
«Помню, мы играли против Кобе первый раз тогда: он пытался кого-то обмануть – как безумный долбил в пол и переводил мяч между ног, – вспоминал Кендалл Гилл. – Ник Ван Эксель смотрит на меня и закатывает глаза: «Да, вот с этим дерьмом нам приходится иметь дело».
Тренер Харрис по ходу сезона решил обсудить с новичком его жизнь, его адаптацию к команде и партнерам, его прогресс. Тот не стал ничего мусолить и перешел к главному: «Тренер, вы бы убрали Шака из «краски» и отдали мяч мне, я могу любого обыграть один на один».
Все это закончилось, естественно, четырьмя сквозняками в последнем матче проигранной серии с «Ютой». «Лейкерс» могли взять победу за секунды до конца, но новичок взял бросок на себя и потом мазал и мазал уже в овертайме.
«Решающую комбинацию в основное время расписали под меня, – объясняет Эдди Джонс. – Я бы с удовольствием совершил этот бросок – попал бы или промахнулся. Это миф, что все мы бегали от мяча. Было совершенно не так. Я был готов бросать. Я хотел бросать. Просто у Кобе был свой план».
«Какого хера ты делаешь? – не мог понять форвард Кори Блаунт. – Вот что я говорил про себя в тот момент. Бросать должны были либо Эдди, либо Ник – но никак не Кобе. Никто не ждал, что Кобе будет совершать те попытки. В игре ты не смотришь, кому ты отдаешь пас, ты просто отдаешь мяч и ждешь, что он придет к тебе обратно. А тут бац, и летит бросок. Мы знали, что не могли контролировать его желание форсировать игру, но… чувак, какого хера?»
«Это был очень странный момент, – вспоминает форвард «Джаз» Стивен Ховард. – У вас парень, который только окончил школу, на нем висит Брайон Расселл, наш лучший защитник, и вы все командой надеетесь на него? У вас такой вот план?»
Если бы Брайант вел себя нормально за пределами площадки, с его замашками единоличника еще можно было мириться. Но из года в год партнеры наталкивались на стену высокомерия: Брайант отказывался от всех приглашений на командные мероприятия, вечеринки игроков, празднования дней рожденья, посещений боулинга. Как-то О’Нил позвал всех в модный ресторан во время выезда в Майами. Не дождались только Кобе: он пришел через 30 минут и провел весь вечер в одиночестве с книгой.
Дерек Фишер, которого все считали ближайшим другом в клубе, ни разу не был у Брайанта дома.
Как-то раз, когда команда была на выезде, Брайант столкнулся в ресторане с Робертом Орри и Риком Фоксом. Рядом с Орри он заметил кружку с пивом.
«Как ты можешь пить, когда у нас завтра игра? Разве ты не хочешь показать все, на что ты способен?»
Орри только посмеялся над этим.
«Все будет ок, малыш. Беспокойся за себя».
«Клянусь, я все перепробовал с Кобе, – говорит Джей Ар Рид. – В самолете я звал его играть в карты. «Нет». Или в кости. «Нет». Хочешь поболтать? «Нет». Он всегда бы один, читал что-нибудь вроде «Искусства войны» и представлял, как будет убивать соперников. Так не стать командным игроком».
«Помню, как он смотрел «Десять заповедей», – упоминает один из бывших партнеров. – Это было очень необычно».
Часто он сидел с ручкой и блокнотом и писал тексты для будущего доминирования в хип-хопе.
Партнеры не знали и еще об одной странности. Но часто Кобе бродил в одиночестве по кампусу UCLA, сидел в студенческом центре и представлял себя частью этого мира.
«Он был одиночкой, – вспоминает Джон Бэрри. – Хотел стать великим – а на все остальное у него не было времени. Ему было только 19, а мы все были взрослыми людьми с семьями. Но усугубляло ли это внутрикомандную ситуацию? Конечно».
«Мне кажется, ему было грустно, – говорит Дерек Харпер. – Он чувствовал себя одиноко».
Харпер был одним из немногих, с кем Брайант хоть как-то коммуницировал. Ветерана привлекал голод до титулов, который он чувствовал в Кобе. Тот был единственным молодым игроком, который тейпировался перед тренировками, а потом еще раз – перед второй тренировкой, когда все уже уходили.
«Мы обедали вместе, – вспоминал Харпер. – Кобе не позволял никому приблизиться, держал людей на расстоянии. Иногда он просто смотрел сквозь тебя, как будто тебя тут вообще нет. Но иногда можно было разглядеть в нем что-то настоящее… Как-то ко мне подошел Шак: «Йоу, куда это вы ходите вместе с Кобяном? «Обедать». «Это хорошо. Хорошо, что он хоть с кем-то разговаривает».
Все осложнялось проблемами с самоидентификацией.
«Важно понимать, что Кобе пытался интегрироваться в уличную культуру. Но в нем этого не было, – объяснял Фил Джексон. – Не думаю даже, что его привлекали афроамериканские девушки. Он искал себя».
«Я вырос в Коннектикуте, в эпоху до интернета, единственный черный в классе, и пытался как-то приобщаться к черной культуре, – говорил Чео Ходари Кокер, который писал о Брайанте для журнала Slam. – С Кобе происходило то же самое. Он старался самоидентифицироваться с чернокожей диаспорой, с этой культурой. У него хватало баскетбольных навыков, атлетизма. Но не той убедительности, которой обладали Айверсон или Стефон Марбэри. Он всегда был изолирован в противопоставлении себя и окружающего мира».
«Кобе просто не был крутым, – считала Элизабет Кэй, историк «Лейкерс». – Никакой харизмы».
В автобиографии 2011-го Шак вспоминает, как неожиданно на командных собраниях Кобе начал обращаться к окружающим: «Вы все мои ниггеры, все мои братухи».
«Я смотрел на него и спрашивал себя: что это за херня происходит?»
В самом концентрированном виде это было видно в отношениях между Брайантом и родным городом.
После третьего матча финала-2001 против «76-х» Кобе бросил болельщику знаменитое: «Мы вырежем их сердца» – и сразу же превратился в изгоя.
Спустя восемь месяцев во время Матча всех звезд-2002 в Филадельфии его освистали трибуны после того, как он выложился и завоевал приз MVP.
«У него тогда слезы катились по щекам, – рассказывал журналист Скуп Джексон. – Он мне все время повторял: «Я не понимаю, как такое возможно». Я впервые увидел его таким. Я его обнимал минут пять. Он был настолько подавлен, настолько сокрушен. Я бил его в грудь: «Забудь, друг, они ничего не понимают. Придет день, и они поймут».
Чуть позже школа Лоуэр Мэрион объявила, что выведет из обращения номер, под которым играл Брайант. На эту важную для него церемонию он пригласил всех: отрекшуюся от него в тот момент семью, партнеров, которых игнорировал…
Церемония превратилась в торжество неловкости.
Ванесса и родители сидели по бокам от Кобе и бросали друг на друга презрительные взгляды.
Так было множеств случайных людей, которым, в общем-то, не было никакого дела до чествуемого.
А также те, кого он сам отсек.
«Это было очень печально, – рассказывал Самаки Уокер. – Кобе тогда сказал мне, что ему позвонили многие знакомые из школы, спрашивали, не хочет ли он повидаться с ними. Кобе спрашивал меня: «Они что, тупые? Совсем без мозга? Почему они думаю, что я стал бы тусоваться с ними?» Это уже говорит о многом».
В 2003-м в «Лейкерс» пытался пробиться Эрик Ченовиз. Вообще-то он был одного возраста с Кобе, но до того никогда не выступал в НБА.
Как-то после тренировки во время подготовительного лагеря «Лейкерс» отправились всей командой поиграть в пэйнтбол. В течение двух часов четыре команды по пять человек боролись между собой («Карл и Шак просто спрятались. Ушли в кусты и сидели там весь день. Видимо, искали следы снежного человека», – говорил потом Кобе). А после завершения команду познакомили с американскими военнослужащими. Джексон тем самым пытался показать команде, как выглядит настоящий героизм. «Вот от этого у меня действительно встает, – отметил тогда Карл Мэлоун. – Благодарен за возможность поблагодарить этих людей».
«Лейкерс» фотографировались с военными, раздавали автографы. И тут подъехал фургон с мороженым.
Пэйтон, славящийся чувством юмора на грани, заорал: «А теперь, вонючие новички, пошли и принесли мне мороженого!»
Люк Уолтон и Брайан Кук двинулись в сторону фургона.
Эрик Ченовиз почувствовал, что кто-то сзади толкает его в затылок.
«Новичок, ты бы лучше принес и мне вонючего мороженого. Тащи мороженое»…
Это была рука Кобе, пятикратного участника Матча всех звезд.
У Ченовиза не было другого выбора: он побрел к фургону.
«Поторапливайся! Бегом давай!»
Ченовиз перешел на рысцу.
И тут услышал знакомый присвист Фила Джексона.
«Ченовиз! А ну иди сюда! Ты не новичок!»
Когда Ченовиз занял место среди ветеранов, то услышал от Кобе: «Для меня ты все равно сраный новичок!»
Тут на плечо Ченовиза легла огромная рука.
«Послушай, – сказал Шак. – В жопу этого чувака. В жопу его. Я тебя поддерживаю. А его в жопу. Ты со мной. Ты никакой не сраный новичок. Все в норме. Ты со мной».
«Кобе был просто сволочью, – вспоминает Ченовиз годы спустя. – Он не только был мудаком, но еще и сволочью. Если он знал, что может получить что-то от тебя, то обращался к тебе с уважением. Если ты ему ничего не можешь дать, то ему плевать».
Нечто подобное рассказывает и Пол Ширли. Он пытался пробиться в «Лейкерс» во время тренировочного лагеря, но наткнулся на неожиданную преграду.
«Кобе во всех видел конкурентов, которые угрожают его наследию. Вот честно, я всего лишь хотел попасть в чертову команду», – говорит он.
Во время двусторонки Ширли пошел в проход и выбросил в сторону кольцу. Из-за его спины вылетел Брайант и выбил мяч за лицевую. Ширли потерял баланс и упал на паркет, а Кобе наклонился над ним и, показывая двумя руками себе на мошонку, заорал: «Убирай отсюда это дерьмо, вонючий слюнтяй».
Ширли не испугался и не обиделся. Просто удивился.
«Кобе был ужасным задирой, – вспоминает он. – Но не в нормальном смысле. Он был настоящим садистом. Казалось, будто он все время играл какую-то роль. Помню, я стоял на линии штрафных, и он дразнил меня, называя меня «Френч-Лик», в честь Лэрри Берда. Но это не имело никакого смысла: я вообще-то из Канзаса, а не из Индианы. В нем не было ни капли искренности. Он как будто смотрел на себя в фильме и придумывал для себя диалоги. У парня был невероятный талант, но я предпочел бы быть собой, чем им. Он просто был ходячим позорищем».
Перед первой тренировкой тренировочного лагеря «Лейкерс» устроили праздничный ужин для игроков. В какой-то момент все новички должны были подняться и представиться…
«Это был уже мой третий сезон, так что я ничего не сказал, – вспоминает Питер Корнелл. – А Кобе тут заявляет: «А что же молчит вот тот здоровяк? Ты же новичок». Он сделал это специально, чтобы унизить меня. Он был таким козлом. Стопроцентным козлом».
Как-то Джексон прервал тренировку, чтобы игроки восстановили водный баланс.
Брайант стоял у стойки щита, а Корнелл пошел к холодильнику, чтобы взять Gatorade.
– Эй, новичок, – заорал он на весь зал. – Новичок, ты же понимаешь, что мне тоже необходим Gatorade. Неси сюда.
Корнелл взял маленькую бутылку с красным Gatorade и подал Брайанту.
– Да брось ты, новичок! Мне нужна большая бутылка!
Корнелл вернулся к холодильнику и вытащил оттуда большую бутылку. Она тоже была красной.
– Новичок! Ты что, не понял, что я пью только оранжевый!?
Тут уже вмешался Шакил.
– Эй, Кобе! Отвали нахрен от него!
Джимми Кинг провел в НБА в общей сложности 64 матча. Ничего особенного – 4,5 очка и 1,8 подборов.
Но когда защитник (к тому времени уже 24-летний) пытался пробиться в состав «Лейкерс» перед сезоном-97/98, то Брайант в нем увидел опасного конкурента, когда-то олицетворявшего культовую структуру – парня из знаменитой пятерки Fab Five.
То, что последовало, было ужасно. Брайант издевался над Кингом всеми способами, которые только мог придумать – унижал его игру, его самого как мужчину, потешался над его карьерой и жизнью. Называл его сучкой, слабаком, «######ом». «Ты вообще не умеешь бросать», – кричал он во время бросковой тренировки. И хотя это так и было (у Кинга только 43 процента попаданий с игры), но выглядело совершенно необязательным.
«Кобе задевал Джимми по малейшим поводам, которые только приходили ему в голову», – вспоминал Эйс Кертис, участвовавший в том лагере. – Кобе хотел задавить его, и у него это получилось. В матче один на один вышло так, что Кобе все призывал его бросать, Джимми мазал, Кобе требовал от него бросать еще и еще. Это было стремно, но он стремился изо всех сил самоутвердиться над ним».
«Он даже кричал ему: «Да у меня даже собственная модель кроссовок есть, – говорил Джеймс Форрест. – Вот этого я не забуду».
Сам Кинг совершенно не обижается на Брайанта за те эпизоды. Он вырос вместе с Крисом Уэббером, чья психологическая уязвимость хорошо документирована, и потому сразу все понял: комплекс неполноценности невозможно скрыть.
«Когда я приехал на те первые тренировки с «Лейкерс», меня поразили две вещи, – уточнял он. – Во-первых, никто не здоровался с Кобе, когда тот приходил. И, во-вторых, никто с ним даже не разговаривал. Никогда. Это производило странное впечатление. Были ли у него проблемы с коммуникабельностью? Да. Поэтому я старался общаться с ним, просто для того, чтобы он втягивался в коллектив. Ему это было необходимо».
«Мы очень дружили с Шаком, а «Лейкерс» были моей любимой командой, – рассказывает Олден Полинайс. – Я очень хотел показать себя и попасть в клуб. Это была моя мечта».
Полинайс приехал в тренировочный лагерь перед сезоном-98/99.
Игроков разделили на две команды: в одной бегал Кобе, в другой – Шак.
Они обменивались атаками. Но не очень долго: Шак, как он делал часто в тренировочных матчах, кричал, что на нем фолят, каждый раз, когда промахивался.
Промах.
«Фол!»
Промах.
«Фол!»
«Достал ты своим дерьмом, – не выдержал Брайант. – Играй уже».
«Еще один такой комментарий, и ты получишь по лбу».
Через несколько владений Брайант пошел в проход, выпрыгнул в Шака и, вынеся мяч снизу, перекинул его через руки центрового. Попадание вышло очень красивым, но не было прямо-таки экстраординарным.
«В жопу тебя! – заорал после этого Кобе. – Это моя команда! Моя гребаная команда!»
Все остановились.
«Он не имел в виду свою команду по двусторонке, – уточняет Полинайс. – Он говорил о «Лейкерс».
О’Нил не согласился.
«Нет, придурок! Это моя команда!»
«Иди на хер! Серьезно. Иди на хер! Ты не лидер никакой. Ты вообще тут никто!»
«Я быстренько обменяю твою задницу. Без проблем».
Несколько игроков встали между ними. И матч продолжился. Но уже не было ощущения того, что это расслабленная товарищеская встреча.
«Наверное, мы сбегали туда-сюда еще пару раз. Кобе идет под кольцо, забивает и орет на Шака: «Вот так, мазафакер! Так меня не остановить!»
О’Нил схватил мяч, чтобы остановить игру.
«Скажешь еще одно слово»…
«Эм, иди на хер! Ты не…»
Шлеп!
О’Нил отвесил Кобе мощную пощечину.
«У него ручищи-то огромные, – рассказывал Кори Блаунт. – Звук был что надо».
Вот что помнит об этом Полинайс.
«Затем Шак пытался ударить еще раз, но промахнулся. Я думаю: вот дерьмо! Подбегаю и хватаю Шака, кому же еще держать такого громилу. А Шак продолжает драться, но мажет, потому что я ему вяжу руки. Я держу Шака, молюсь за свою жизнь и одновременно кричу: «Что стоите? Хватайте Кобе! Серьезно, Кобе держите». Потому что, пока я держал Шака, Кобе его лупцевал. В какой-то момент Шак освободил руку и дал и мне по голове. Вот так, за добро же получаешь по чайнику. Но я клянусь, если бы Шак вырвался, он бы убил Кобе. Это не преувеличение. Он определенно хотел завершить жизненный путь Брайанта на этом моменте».
Кобе не обращал на это внимание.
«Да ты мягкий! Это все, на что ты способен? Мягкий ты!»
Кори Блаунт умолял Кобе заткнуться.
Все закончилось, когда в зал вошел Джером Кроуфорд, охранник Шака. Он всех успокоил.
«Кобе нельзя трогать на тренировках, – писал Шак позже. – Он ведет себя как Джордан, ведь многие считали, что до Джордана нельзя дотрагиваться. Если кто-то отнимал у него мяч, он немедленно говорил, что это фол. Какое-то время спустя я ему говорю: «Чувак, нельзя требовать фол за такую херню».
Полинайс по пути в раздевалку наткнулся на бледного Капчака.
«Ты меня обязан подписать просто из-за этого эпизода».
Он так и не получил контракт: тот сезон он провел в «Сиэтле».
«Это были два альфа-самца, которые не могли сосуществовать. Шак думал о том, что это его команда. Кобе считал, что никто не должен с ним связываться. Нельзя иметь двух альфа-самцов в одном клубе. Так не работает… Никогда не работает. Даже тогда, когда работает».
Сам по себе приход Фила Джексона в 99-м ничего не изменил: Кобе продолжал играть на себя, чем всех раздражал.
Текс Уинтер останавливал двусторонки, чтобы выяснить, о чем думал Брайант, когда не замечал, что Фокс, Орри и Фишер были совершенно открыты, а он в это время лупил с пяти метров.
– Я же обыграл своего оппонента. Так что после этого…
– Да едрен-батон, Кобе. Это же не настолько сложно.
«Кобе гнался за мячом, – объяснял Джим Климонс. – Треугольник построен на том, чтобы двигать мяч и создавать пространство, а не гнаться за мячом. Не нужно всеми силами стремиться к мячу, нужно просто быть терпеливым. Но Кобе этого не чувствовал. Он играл как Кишоун Джонсон: дайте мне мяч, дайте мне мяч.
Раздражение партнеров было настолько сильным, что они придумали специальный жест. Когда большой палец опускали вниз, это означало, что Брайнту пас больше давать не надо. Он так ни о чем и не догадался.
«Лейкерс» наладили командную игру в тот момент, когда Брайант выбыл из-за травмы руки. Но как только он вернулся, то мяч опять застревал у него.
После матча с «Кливлендом», в котором Брайант выбросил 6 из 15, О’Нил вошел в раздевалку с деловым предложением:
– Да вырасти уже, #####, и пасуй гребаный мяч.
– На хер иди. Научись попадать штрафные.
– Ты как со мной разговариваешь?
Их разняли.
«В сердце Шака было много ненависти, – объяснял потом Текс Уинтер. – Он говорил очень злые вещи. Кобе никак не реагировал».
«Майкл адекватнее реагировал на критику, – писал Фил Джексон. – Он не всегда соглашался, но он всегда выслушивал тебя. У Кобе этого не было. Я очень много читал о подростковом нарциссизме: ничего хуже этого нет, такие подростки считают, что они заслуживают лишь самого лучшего. Их нельзя критиковать. Вот Кобе был нарциссическим подростком».
На общекомандном собрании после выяснилось, что от Брайанта устали вообще все.
«Ты не должен быть эгоистичным – нужно работать на благо нападения», – говорил Фил Джексон.
«Кобе играет слишком эгоистично и мешает нам побеждать. Я устал от этого», – отозвался Шак.
«Сколько раз мы уже это обсуждали?» – добавил Фокс.
«Лучшие команды делятся мячом. Нельзя одному обыграть пятерых, никогда», – сказал Брайан Шоу.
Джон Сэлли, который всячески пытался донести до Кобе важность товарищеской атмосферы в команде, годы спустя признавался, что эта задача была непосильной и мучительной. Во время сезона он пригласил Брайанта на вечеринку, когда команда приехала в Майами. Тот долго упирался, но все же согласился на просьбы партнера. Они вошли вместе, и их приветствовали улыбками и воздыханиями, от которых у Сэлли всегда кружилась голова. Ну, наконец-то, думал он, сейчас Кобе оторвется. Не так быстро. Через час Брайант похлопал Сэлли по плечу: «Все мне пора идти». На часах было 10.30. Что? «Утром на тренировку». Разочарованный Сэлли отвез Кобе обратно в гостиницу.
После той встречи «Лейкерс» уступили в четырех из последующих пяти матчей, в том числе получили «-24» от «Сперс». Джексон к тому моменту был убежден, что ему не удалось ничего построить и команда разваливалась на глазах.
Ничего нельзя было сделать.
И тут в Лос-Анджелес приехали «Никс». Культура, построенная Пэтом Райли, никуда не делась: Лэрри Джонсон, Патрик Юинг, Лэтрелл Сприуэлл, Курт Томас все так же были настроены на то, чтобы месить всех, кого им не удавалось переиграть.
Неожиданно главным героем матча оказался Крис Чайлдз, когда-то не выбранный на драфте защитник, выбравшийся из ада алкоголизма и низших лиг.
Больше всего в жизни Чайлдз ненавидел высокомерие, то, что – как ему казалось – было определяющим в Кобе. Его бесил мальчик, который считал себя лучше остальных, и раздражало едва ли не все в его поведении.
Именно поэтому к третьей четверти он не стал сдерживаться, когда пропустил два удара локтем, защищаясь против Брайанта.
«Ты видел это? – сначала обратился он к судье. – Не хочешь ли разобраться с этой хренью и этим сопляком?»
Тот покачал головой.
«Хорошо, без проблем».
«Ничего страшного, когда меня бьют локтями ниже шеи, – обратился он уже к Кобе. – Но еще раз ударишь в голову, и тебе конец».
Брайант засмеялся.
«Да ни хрена ты не сделаешь».
Он был больше и атлетичнее.
Через несколько секунд он ударил Чайлдза вновь. Легонько, но достаточно.
«Он отодвинул меня локтем. Я ему в ответ зарядил с обеих рук».
Чайлдз сначала боднул Брайанта. А потом, когда тот слегка пихнул его, дважды попал ему в подбородок.
Когда Кобе пришел в себя и начал махать руками во все стороны, между оппонентами уже выросла стена из судей и партнеров.
Все попытки отомстить были исключены.
«Скажи ему, что я остановился в Four Seasons, номер 906», – напоследок бросил Чайлдз судье.
Обоих выдворили.
Но дальше произошло что-то неожиданное: Рик Фокс набросился на Чайлдза, когда тот уходил с паркета, О’Нил попихался с Юингом, Джексон схлестнулся с Ван Ганди. В раздевалке каждый успел подойти к Кобе и шепнуть ему на ухо слова поддержки.
Полсезона руководство «Лейкерс» и лидеры команды пытались сделать Брайанта частью коллектива. В тот момент, когда они уже сдались, это получилось само собой: отпор одному из самых опасных людей в лиге заставил всех как минимум уважать молодого. Перед самым плей-офф «Лейкерс», наконец-то, стали единым целым.
«А все из-за меня, – вздыхал Чайлдз через много лет. – Из-за меня и из-за того, что я не могу себя держать в руках».
Матч всех звезд-98 проходил в Нью-Йорке. На первый взгляд он запомнился как одно из первых важных событий в карьере Брайанта: он показал себя во всей красе и набрал 18 очков.
Но его восприятие коллегами по лиге было кошмарным.
Обе команды звезд жили в Grand Hyatt, в гостинице, принадлежащей Дональду Трампу. И как-то Брайант оказался в лифте вместе с форвардом «Никс» Чарльзом Оукли, форвардом «Нетс» Джейсоном Уильямсом и самим Трампом.
«Здорово, Кобян, – сказал Уильямс. – Как житуха?»
Брайант был в наушниках. Он понял, что с ним поздоровались, но просто покачал плечами и пробормотал, не поднимая глаз: «Привет, здоровяк».
Уильямс изначально был настроен негативно – ему хватило того, что он понял о молодом даже на расстоянии. Но такое индифферентное обращение он посчитал неуважительным.
«Ты че, совсем берега потерял?»
Он наклонился к Брайанту и шлепнул его по щеке.
Кобе спас Трамп: схватил Уильямса и велел Кобе поскорее испариться.
«Кобе вел себя высокомерно по отношению ко всем, – уверен Уильямс. – Вообще ко всем. Джордан тоже был высокомерен, но он улыбался, смеялся над остальными. Кобе же просто вел себя как козел. Мне это было не по нраву».
«Кобе делал все, чтобы гарантировать себе приз MVP финала, – вспоминает Карим Раш. – Шак получал MVP за первые три титула, и на этот раз Кобе хотел забрать то, что ему причиталось. Именно поэтому он бросал и бросал, даже в тех ситуациях, когда это не имело смысла. У него всегда была это ощущение, что ему необходимо показать себя. Это было эгоистично. И это погубило нас.
В тот момент Кобе играл не за титул, он играл за свое наследие. У Майкла Джордана были призы MVP, у Шака были призы MVP. И это терзало Кобе. Он хотел получить свое».
Все завершилось задолго до пятого матча.
После третьей игры к Шаку подошел автор его автобиографии Майк Уайз.
– Послушай, вам с Кобе нужно работать вместе. Вы все еще можете победить, но «Пистонс» очень сильны. Мне просто кажется…
Тут Шак поднял руку, чтобы Уайз замолчал.
Рядом с ними стояла Илана Нанн, дочь судьи Ронни Нанна.
– Должен признаться, что у нее шикарный орех.
«В тот момент я понял, что все кончено, – говорит Уайз. – Я думал лишь о том, как бы «Лейкерс» завоевать еще один титул, а Шак сосредоточился на чьем-то орехе. Они были готовы».
Перед пятым матчем произошел еще один примечательный эпизод.
На утренней разминке Брайант прервал Джексона:
– Я хочу защищаться против Биллапса. Давай посмотрим, смогу ли я его остановить.
Все удивились: Брайант и так защищался против лучшего атакующего игрока «Пистонс» Рипа Хэмилтона и сдерживал его на отметке в 21,5 очка в среднем по серии.
– Ох, не знаю, – ответил Джексон.
Чуть позже в личном разговоре с тренером Брайант признался, что сделал это для того, чтобы посмотреть на реакцию Гэри Пэйтона.
– Кажется, что он боится. Ему уже наплевать, буду я защищаться против Биллапса или нет.
Разница по ходу пятого матча составила 28 очков. Брайант совершил 21 бросок, попал из них 7. Он и не думал пасовать, и О’Нил, Пэйтон и Джордж только перебрасывали возмущенными взглядами.
В итоге Кобе набрал 24 очка, больше всех.
«Никогда не видел, чтобы он играл столь эгоистично, – говорит Карим Раш. – Возможно, ему казалось, что он должен тащить нас в одиночку».
Оставить комментарий
Ваш емайл не будет опубликован. Обязательные поля помечены как (обязательное)