Лев Толстой считал теннис атрибутом рабства и барской забавой. А потом научился сам – и играл даже в 70+

10 просмотров Нет комментариев

Еще любил шахматы и велосипед.

Лев Толстой известен любовью к крестьянскому труду. Ценил он его в том числе потому, что тот приводит в движение все тело: «Одно дело – пахать, другое дело – косить или молотить». Однако работой в поле его физическая активность не ограничивалась.

Граф Толстой каждый день занимался гимнастикой, обожал купание и любые игры, хотя ни в одной из них не был особенно хорош. Он играл в крокет, городки, лапту, карты, шахматы. В последние – с большим запалом: победам и поражениям он по-детски радовался и огорчался.

«Если он делал в шахматы грубый промах и замечал это, он хватался за голову и необыкновенно громко вскрикивал: «A-а!!», чем часто пугал присутствующих в комнате. Вскрикивал так Лев Hиколаевич, впрочем, не только при шахматных промахах, но и в других аналогичных случаях», – вспоминал пианист Александр Гольденвейзер. Наблюдать, как во что-то играют другие, Толстому тоже нравилось, и иногда, засмотревшись, он не выдерживал и сам включался в процесс.

Лев Толстой считал теннис атрибутом рабства и барской забавой. А потом научился сам – и играл даже в 70+

Толстой отлично ездил верхом, и много лет его любимым спортом была охота: он мог дни напролет проводить в лесу в поисках дичи и общаться с природой. Впоследствии сказались перемены в мировоззрении, и охота осталась в прошлом.

В 1881 году Лев Николаевич отправился из Ясной поляны в Оптину пустынь. Почти 150 километров он преодолел за четыре дня. В конце 1880-х Толстой трижды путешествовал в усадьбу из Москвы. Пешком путь длиной 200 километров занимал шесть дней. Еще несколько раз он ходил из Ясной поляны в Тулу (примерно 17 километров).

На седьмом десятке Толстой продолжать бывать на яснополянском катке, а в 67 научился кататься на велосипеде. И хотя в последние годы он уже не выбирался ни на далекие пешие прогулки, ни на крестьянские работы, заниматься гимнастикой и плавать он продолжал.

Примерно в одно время с велосипедом Толстой увлекся теннисом. Еще за 20 лет до этого он вписал сцену с игрой в «Анну Каренину»: Вронский, Свияжский и Весловский играли «на тщательно выровненном и убитом крокетграунде, по обе стороны натянутой сетки с золочеными столбиками». Тушкевич и Долли Облонская тоже пробовали, но потом все-таки стали зрителями.

Лев Толстой считал теннис атрибутом рабства и барской забавой. А потом научился сам – и играл даже в 70+

Считается, что сам Лев Николаевич начал играть во второй половине 1890-х, около 68, но упоминания о теннисе в Ясной поляне встречаются и раньше. 64-летний Толстой в письме рассказывал, что его сын Илья Львович катался на велосипеде, а потом вместе с дочерью Марией Львовной и двоюродной сестрой Верой играл в теннис: «Устроили lawn tennis и с Верой Кузминской и Машей топчутся с мячиками. Посмотришь, посмотришь, как [старшая дочь] Таня, и сам станешь играть. Не я, а Таня».

Действительно, потом играть стала и Татьяна Львовна, и Толстой, и вообще вся семья: могли собраться специально для игры или провести партию в ожидании прогулки. Компанию «молодежи» – поколению детей Льва Николаевича – составляли частые гости Ясной поляны: ближайший друг Толстого Владимир Чертков, композитор Сергей Танеев. К игре могли привлечь и других посетителей, например, заехавшего на несколько дней сотрудника Черткова британца Франка Томпсона.

«В Ясной поляне играли на довольно грубом песчаном корте», – писал Эйлмер Мод, переводивший книги Толстого на английский. Эта площадка находилась по дороге от двух башен при въезде в усадьбу к дому и виднелась за березовой аллеей. «Толстой играл просто ради развлечения, без серьезности, какая часто встречается в Англии, – продолжал Мод. – И он был близорукий, но быстрота его движений очень впечатляла. Я поражался, что он у меня выигрывает, несмотря на то, что я довольно опытный и хороший игрок».

Толстой играл азартно и мог по несколько часов проводить на корте. Его секретарь и биограф Петр Сергеенко объяснял интерес Льва Николаевича тем, что игра требует «зоркости, ловкости и напряжения от всякого мускула», поэтому «дает значительную работу его мышцам». «Играет он горячо и с огнем, но не теряя самообладания, – рассказывал Сергеенко. – Эта постоянная работа над собою чувствуется даже при игре в лаун-теннис». Однажды даже Толстой в самый интересный момент уступил ракетку другому игроку. Правда, случилось такое всего раз.

Лев Толстой считал теннис атрибутом рабства и барской забавой. А потом научился сам – и играл даже в 70+

Теннис так понравился Льву Николаевичу, что иногда вмешивался в привычный уклад жизни. «Удивил он меня еще тем, что играл утром в lawn-tennis, – писала жена писателя Софья Андреевна в 1897 году. – Он, который своими утрами так дорожит, он так увлекся этой игрой, что с утра пошел играть. Сколько в нем еще молодого!» Она же, по собственному признанию, уже могла увлекаться только музыкой или работой в саду.

Сергеенко считал, что интенсивная физическая активность давала Льву Николаевичу право говорить о преимуществах вегетарианства.

«Человек, питающийся исключительно растительной пищей и в то же время могущий на семидесятом году жизни исполнять настоящим образом крестьянские полевые работы, ездить по несколько десятков верст на велосипеде, играть по целым часам в лаун-теннис или бегать с мальчиками взапуски», по мнению Сергеенко, мог бы доказать преимущество растительной пищи над мясной, если бы, конечно, вообще можно было найти прямую зависимость между его силой и рационом.

Сергеенко рассказывал, как однажды утром Толстой сильно ушибся, провалившись между досками купальни. По словам доктора, присутствовавшего при происшествии, спина и грудь Льва Николаевича превратились в сплошной синяк. «А ведь ему должно быть теперь адски больно», – резюмировал доктор и настоял на массаже.

После процедуры Толстому было велено воздержаться от нагрузок, но доктор, придя через полчаса к корту, обнаружил бодро играющего Льва Николаевича. Заметив недовольный взгляд доктора, Толстой передал ракетку другому игроку. «Не буду, не буду больше», – сказал он виноватым тоном и пошел к доктору», – вспоминал Сергеенко.

Лев Толстой считал теннис атрибутом рабства и барской забавой. А потом научился сам – и играл даже в 70+

Мод и Сергеенко не единственные, кого Толстой удивлял своей физической формой. В августе 1897 года в Ясную поляну приезжал Чезаре Ломброзо – психиатр и антрополог, разработавший теорию «прирожденных преступников», которую Толстой отрицал. 61-летний Ломброзо поделился впечатлениями от встречи с «Русскими ведомостями». Например, итальянец в разговоре с 68-летним Толстым пошутил, что тот мог бы быть его сыном. «Он свободно плавает полчаса, тогда как я не выдержу более 10 минут», – объяснил Ломброзо.

Про похожий случай рассказывал Гольденвейзер. Толстой поразил пианиста, когда посмотрел, как трудное гимнастическое упражнение плохо удается сыну Михаилу Львовичу, и в итоге сделал его лучше него. А однажды Гольденвейзер с Толстым отстали на прогулке, и Лев Николаевич предложил догнать остальных: «С полверсты мы с ним, я – 21 года, а он – 68, бежали как равные».

На корте Толстому проигрывать молодым тоже не нравилось. Вот история из 1906 года от Душана Маковицкого, домашнего врача Толстых: «Лев Львович подавал ему так низко и в такие места, что Л. Н. не мог принимать, а так хотелось ему! (И здесь проявился характер Льва Львовича. Поэтому Л. Н. бросил скоро играть)».

Но, конечно, с возрастом здоровье подводило Толстого все чаще: бессонница, болезни желчного пузыря и сосудов. В 1902 году он слег на несколько месяцев из-за плеврита и проблем с сердцем – Софья Андреевна была убеждена, что муж умирает.

Иногда теннис всплывал как один из элементов мировоззрения Толстого. Например, в 1891 году Лев Николаевич писал, что его тяготит «дурная барская жизнь», в которой он участвует. «Грустно, гадко на нашу жизнь, стыдно. Кругом голодные, дикие, а мы… стыдно, виноват мучительно», – признавался он в дневнике. А теннис в этой теме упоминался как часть жизни, из-за которой наука, искусство и вообще просвещение становится не благом, а результатом угнетения остального народа (кстати, сам Лев Николаевич тогда еще не играл).

Лев Толстой считал теннис атрибутом рабства и барской забавой. А потом научился сам – и играл даже в 70+

«Я занимаюсь искусством, играю на фортепьяно, рисую, пишу, читаю, учусь, а тут приходят бедные, оборванные, погорелые, вдовы, сироты, и нельзя в их присутствии продолжать, – совестно. Что их нелегкая носит, держались бы своего места, – не мешали, – отмечал Толстой в том же году. – Такое явление среди еды, lawn tennis и занятий искусством и наукой доказывает больше всяких рассуждений».

Татьяна Львовна в дневнике подтверждала, что, если приходил нуждающийся, она беспокоилась, пока ему не поможет: «Но это не доброта – это привычка, которую я себе приобрела искусственно». Через много лет в мемуарах она рассказывала, как разочаровывались некоторые посетили их дома при виде «слуг в белых перчатках, раскладывавших серебро и подававших кушанья» и игры в теннис. «Не зная всего того, с чем Толстой сообразовал свое поведение, они теряли веру в своего учителя», – утверждала Татьяна.

Александра Львовна вспоминала, как в 1896-м в разгар тенниса к ней подошел отец и сказал, что беременная жена их повара в одиночку убирает сено для коровы. Немного расстроенная, но все же довольная, что выполнит поручение отца, Александра Львовна бросила ракетку и вместе с другими пошла помогать.

Спустя год, по свидетельствам Маковицкого, Толстой говорил, что «футбол, лаун-теннис, лодки возможны только при рабстве» и что «играть в лаун-теннис каждый день, когда люди работают, не должно, совестно. Можно по воскресеньям». В одном из таких разговоров Толстой проявил себя как эксперт в теннисе.

Льва Николаевича позвал играть сын его друга Петр Раевский. Илья Львович назвал Раевского знаменитым и первым русским игроком в лаун-теннис. «Какой знаменитый? Спросите англичанина: «Играете в теннис?» Он скажет небрежно: «Играю», а играет лучше всех нас. У них это не удивительно…» – заключил Толстой и ушел в рассуждение о рабах, господах и футболе.

Писатель и критик Дмитрий Мережковский, упрекая Толстого в «противоречии между словом и делом», тоже упоминал теннис. «Пока Лев Николаевич отдыхает от велосипедной прогулки или от крестьянской работы в поле, от игры в лаун-теннис или кладки печи для бедной бабы, графиня Софья Андреевна всю ночь не спит за корректурами для нового издания, «нового источника золота».

Лев Толстой считал теннис атрибутом рабства и барской забавой. А потом научился сам – и играл даже в 70+

После смерти Льва Николаевича обнаружили письмо, датированное 1897 годом. «Как индусы под 60 лет уходят в леса, как всякому старому, религиозному человеку хочется последние годы своей жизни посвятить богу, а не шуткам, каламбурам, сплетням, теннису, так и мне, вступая в свой 70-й год, всеми силами души хочется этого спокойствия, уединения, и хоть не полного согласия, но не кричащего разногласия своей жизни с своими верованиями, с своей совестью», – обращался к семье граф. Тогда в отличие от 1910-го уйти из дома Толстой не решился.

Источник: sports.ru

Похожие статьи

Оставить комментарий

Ваш емайл не будет опубликован. Обязательные поля помечены как (обязательное)

3 × 1 =

kwork
sport